На протяжении этих лет я не раз страдал по чужой вине, не раз ловил людей на ошибках, дававших мне полную возможность порядком испортить им жизнь. Но у меня был твердый принцип, как поступать в подобных случаях. Я старался следовать примеру Роберта Максвелла.
11
– А знаешь, Джим, – задумчиво произнес Тристан, закуривая неизменную сигарету, – вряд ли отыщется еще дом, куда дама, изъявляя свою благосклонность, присылала бы козьи орешки.
В тихие минуты мои мысли часто обращаются к давним холостяцким дням в Скелдейл-Хаусе, и вот в такую-то минуту я словно бы вновь услышал, как Тристан произносит эту фразу, и вспомнил, с каким удивлением я тогда оторвался от книги вызовов и поглядел на него.
– Странно! Я ведь как раз подумал то же самое. Бесспорно, весьма оригинальный способ.
Мы только что вышли из столовой, и в моей памяти была еще свежа картина, которую я узрел, спустившись туда к завтраку. Миссис Холл всегда раскладывала утреннюю почту возле наших приборов, и рядом с тарелкой Зигфрида, точно эмблема победы, красовалась жестянка с козьими экскрементами, присланная мисс Грантли.
Оберточная бумага ни на секунду нас в заблуждение не ввела: мисс Грантли пользовалась только одним видом емкостей – шестидюймовыми жестянками из-под какао. То ли она забирала пустые жестянки у друзей и знакомых, то ли обожала пить какао.
Но вот коз она обожала без всяких «то ли». Казалось, ее жизнь была посвящена им одним, что не могло не вызывать глубокого недоумения – ведь речь шла о роскошной блондинке, которая без труда стала бы кинозвездой, пошевели она хоть пальцем.
В довершение всего мисс Грантли каким-то образом ухитрилась избежать цепей брака. Всякий раз, навещая ее любимиц, я только диву давался, как она умудрялась держать всех мужчин на расстоянии вытянутой руки. Не больше двадцати семи-двадцати восьми лет, изящные округлости, точеные ноги. Но порой, любуясь безупречными чертами ее лица, я вдруг ловил себя на мысли, что столь решительный подбородок, пожалуй, отпугивал потенциальных женихов. Нет, вряд ли. Характер же у нее веселый, легкий, в ней столько привлекательности! Просто она не желает выходить замуж. В деньгах она, видимо, не нуждалась, свой дом сумела сделать красивым и уютным, и как будто была вполне довольна своим жребием.
А козьи орешки, бесспорно, служили знаком благоволения – к своим обязанностям владелицы стада мисс Грантли относилась весьма серьезно и регулярно присылала нам материал для проверки на кишечных паразитов или выявления каких-либо скрытых заболеваний.
Материал этот всегда адресовался мистеру Зигфриду Фарнону лично, и я не усматривал тут никакого подтекста, но в одно прекрасное утро, через несколько дней после того, как мне довелось избавить одного из ее козлов от занозы в глазу, я обнаружил знакомую жестянку перед собственным прибором и прочел на наклейке: «Джеймсу Хэрриоту, эсквайру».
Вот тогда-то я и осознал, что получил, так сказать, посвящение в рыцарский сан. Некогда благородные паладины прикрепляли к шлему перчатку, подаренную прекрасной дамой, или повязывали копье ее шарфом. Знаком благосклонности мисс Грантли была жестянка с козьими орешками.
По лицу Зигфрида скользнуло легкое изумление, и я, возликовав, бросил на него торжествующий взгляд. Но он мог бы не тревожиться: в следующий раз жестянка вновь стояла перед его прибором. Что в конце-то концов было лишь естественно – ведь, если тут хоть малейшую роль играла мужская притягательность, Зигфрид опережал меня на всю длину беговой дорожки. Тристан ухаживал за местными красавицами самозабвенно и с успехом, я в этом отношении тоже не мог пожаловаться на судьбу. Но Зигфрид! Он сводил женщин с ума словно бы нехотя. Не он бегал за ними, а они за ним. В первые же недели нашего знакомства я убедился, что рассказы о неотразимости высоких худощавых мужчин отнюдь не вымысел. А добавьте к подобной внешности редкую обаятельность, волевой характер… Так надо ли удивляться, что жестянка из-под какао раз за разом возникала именно у его места за столом.
Продолжалось так очень долго, хотя и Тристан, и я наведывались к мисс Грантли не реже Зигфрида. Я уже упомянул, что она, видимо, была богата – во всяком случае, вызывала она нас по самым пустячным поводам, и как клиентку мы ставили ее в ряд с самыми крупными фермерами.
Но услышав однажды утром в телефонной трубке ее взволнованный голос, я понял, что против обыкновения причина должна быть по-настоящему серьезной.
– Мистер Хэрриот! Тина напоролась плечом на гвоздь и поранилась очень сильно. Вы не могли бы приехать поскорее?
– К счастью, никаких неотложных вызовов у меня нет. Сейчас буду у вас.
Я преисполнился приятного предвкушения. Предстояло зашить рану, а это я очень люблю. Работа несложная, но всегда производит на клиентов большое впечатление. Куда лучше, чем выдерживать допрос о козьих недомоганиях, которому неизменно подвергала меня мисс Грантли. В колледже коз мы практически не проходили, и хотя я, как мог, восполнял этот пробел, почитывая специальную литературу, во мне жило неприятное ощущение, что козы для меня – лес темный.
Я уже почти дошел до двери, когда Тристан неторопливо воздвигся из недр покойного кресла, где проводил значительную часть своего времени. После завтрака, как правило, только сигаретный дым да шелест газетных страниц напоминали о его присутствии. Он зевнул и потянулся.
– А, ты к мисс Грантли! Пожалуй, и я с тобой. Надо бы проветриться.
Я только обрадовался. Спутником он всегда был очень приятным.
– Ну, так едем.
Мисс Грантли встретила нас в тесно облегающем фигуру небесно-голубом комбинезоне из какой-то плотной шелковой материи. Он ее отнюдь не портил.
– Огромное спасибо, что вы поторопились, – сказала она. – Идите за мной.
Идти за ней было настолько интересно, что Тристан не заметил приступки за дверью козьего сарая и рухнул на колени. Мисс Грантли только оглянулась и, не замедляя шага, направилась к дальней перегородке.
– Вот она… – Мисс Грантли прижала ладонь к глазам. – Просто смотреть не могу…
Тина была великолепной белой козой зааненской породы, но смотреть на нее и правда было страшно: с плеча свисал лоскут ложи, в треугольной ране поблескивала гладкая поверхность сгибательных и разгибательных мышц, из сгустков крови проглядывала лопаточная кость.
Но я только мысленно потер руки. Рана-то неглубокая. Зашью в один миг и покажу товар лицом. Я живо представил себе, как делаю последний стежок и киваю на почти невидимый шов. «Ну-с, вид куда более аккуратный, не правда ли?» И мисс Грантли ахает от восхищения.
– М-да… м-да… – бормотал я в лучшем своем профессиональном стиле, ощупывая поврежденное плечо. – Не слишком хорошо… не слишком…
Мисс Грантли судорожно стиснула руки.
– Но спасти ее вы все-таки сможете?
– Ну, разумеется, – внушительно ответил я. – Шить придется много и долго, но я не сомневаюсь, что она выкарабкается.
– Славу богу! – Мисс Грантли испустила вздох облегчения. Сейчас принесу горячей воды.
Вскоре я был готов приступить к делу. Иглы, вата, ножницы, шовный материал и пинцеты разложены в строгом порядке на чистом полотенце, Тристан держит голову Тины, мисс Грантли с тревогой смотрит на козу, чтобы в любую секунду броситься ей на помощь.
Я тщательно очистил раневую поверхность и участок вокруг, щедрой рукой насыпал антисептического порошка и начал шить. Мисс Грантли быстро приспособилась подавать мне ножницы после каждого стежка.
Все шло прекрасно, но рана действительно была большой, и мне предстояло шить и шить. Надо бы подыскать тему для занимательного разговора…
Тут раздался голос Тристана, чей ход мысли, видимо, совпал с моим:
– Замечательные животные – козы, произнес он с восхищением.
– О, да, – мисс Грантли озарила его улыбкой. – Совершенно с вами согласна.
– Ведь если подумать, – продолжал Тристан, – почти наверное первыми домашними животными были они. Не перестают изумляться тому, сколько найдено свидетельств одомашнивания коз в доисторический период! Мы видим коз на пещерных рисунках, и самые древние письменные источники во всех уголках мира непременно упоминают о них. Они были спутниками человека с самых незапамятных времен. Какая увлекательная мысль!